|
Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть четырнадцатая: «О “девятке” - оперативных расходах»)Борис Карпичков
Как выяснилось, по ходу изучения двух основополагающих совершенно секретных «приказов» КГБ СССР под номерами 00140 и 00145, регламентировавшими и подробно расписывавшими все тонкости агентурно-оперативной деятельности органов КГБ, в «конторе» существовала специальная графа денежных затрат, которая называлась «Статья 9 – оперативные расходы». Среди оперов, для пущей ясности, эту графу финансовых средств, отпускаемых на нужды связанные с различного рода выплатами, предназначавшимися для стимулирования работы различных категорий негласных помощников, было принято кратко называть «девятка». Всё что касалось расходования денежных ресурсов, выделяемых в «конторе» для обеспечения «продуктивного и качественного» агентурно-оперативного процесса, было также засекречено и не подлежало никакой огласке. Хотя, к слову, как открылось, подобные же финансовые средства на «поощрение» работы негласных информаторов в системе МВД (в основном, по линии уголовного розыска и БХСС – подразделения по «борьбе с хищениями социалистической собственности», теперешний аналог – экономическая полиция) существовали и в органах милиции. Несмотря на то обстоятельство, что подавляющее большинство секретной агентуры, а также практически все «резиденты», «содержатели явочных» и «конспиративных квартир», и «доверенные лица» сотрудничали с «конторой», в основном, либо на «идейно-политической» или же на «патриотической» основе, последнее вовсе не означало, что негласная оперативная работа «добровольных помощников» органов КГБ никак финансово не стимулировалась и не поддерживалась. Вовсе нет. Как уже вкратце упоминал прежде, например, «резиденты» за свою деятельность получали ежемесячный, нигде официально не фигурировавший, «оклад», размер которого колебался в пределах 90 – 120 рублей, что в «совковое» время было вполне приличным денежных подспорьем к более чем скромной пенсии вышедшего в отставку по выслуге лет оперативника. Данная «зарплата» выплачивалась «резиденту» из секретного бюджета КГБ, в соответствии с нормативами, заложенными в упомянутых выше «приказах» КГБ СССР. При получении денег от опера, «резидент» должен был написать собственноручную расписку, подтверждавшую получение денежной суммы в таком-то конкретном размере, затем подписавшись избранным псевдонимом. Полученная расписка опером затем оформлялась каждый раз отдельно составляемым рапортом, который через офицера-«учётчика» затем возвращался обратно в ФИНО с целью надлежащего оформления финансовых документов строгой отчётности и списания денежных средств. Делалось это ещё и для того, чтобы ни у кого не возникало бы ни малейшего сомнения в том, что полученные опером деньги были реально переданы тому лицу, кому они предназначались (в данном случае, «резиденту»), а не присвоены самим оперативным сотрудников. Что касается непосредственно самой агентуры то, несмотря на то, что за каждую предоставляемую информацию денег секретным информаторам КГБ не выплачивалось, тем не менее, в отдельных, исключительно заслуживавших быть отмеченными, случаях (как-то, за конкретные особо ценные оперативные сведения, например, за сообщение о готовящемся теракте, или за предоставление информации о крупной незаконной контрабандной операции, и тому подобное) негласному осведомителю разрешалось выплатить единовременное денежное «вознаграждение». Сразу же уточню, размер которого, по современным-то меркам, был, как правило, смехотворным. Так, для примера, обычное разовое финансовое поощрение агенту было в размере между 25 и 50 рублями. Хотя тут же поправлюсь – даже я знал несколько агентов (к слову, из числа оперативных сотрудников МВД), кто был несказанно рад, каждый раз получая из рук опера «конторы» даже такую сумму. Объяснялось всё тем обстоятельством, что зарплаты у работников системы внутренних дел тоже не были такими уж «запредельными». Обозначенные деньги всегда выплачивались исключительно в наличном виде. Для того чтобы их получить, прежде всего требовалось заручиться поддержкой у непосредственного начальника, для чего было необходимо снова подготовить (написать – напечатать) соответствующий секретный рапорт. Дальше всё шло по обычной схеме – начальник отделения шёл на приём к начальнику отдела, от которого уже непосредственно и зависело, «санкционировать» такой документ или нет. В случае, если добро было получено, тогда опер с данным рапортом был должен идти к учётчику отдела который, помимо всего прочего, как-бы «заведовал» выдачей всех санкционированных денежных средств, выделяемых каждому оперативному отделу ежемесячно из единых фондов Финансового отдела (ФИНО). В общем, для того, чтобы получить хоть какую-то финансовую сумму, предназначавшуюся для поощрения секретного информатора, каждый раз требовалось заполнить целый ворох бумаг и пройти жутко занудную бюрократическую процедуру, пока испрашиваемая сумма будет наконец-таки выделена. В любом случае, после получения положительного ответа от руководства отдела о выделении денежных средств, оперу зачастую приходилось ждать пару-тройку дней до тех пор, пока учётчик отдела сподобится «согласовать» все детали получения денег в ФИНО (по той простой причине, что нередко, у учётчика отдела могло просто не оказаться испрашиваемых денег в его «оперативной кассе», которая была, как правило, расписана до копейки на каждый текущий месяц). В тех же случаях, когда речь шла о предоставлении денежных средств для оперативных нужд агента, готовившегося к выезду за границу по заданию «конторы», то тогда мороки было гораздо больше. Потому как, рапорт о выделении финансов – в данном случае, иностранной валюты – должен был быть завизирован лично либо председателем «конторы», или же одним из его заместителей. И это при всём том, что при выездах агентуры за рубеж речь, как правило, шла о возможности получения таких не значительных сумм, как 100, максимум, 200 американских долларов (или же в соответсвующем эквиваленте – британских фунтов, французских франков, или же западно-германских марок). Другой валюты, выделяемой на оперативные потребности агентуры, в КГБ не держали. Во всяком случае, в латвийской «конторе» (о центральном аппарате в Москве судить не берусь). Немного забегая вперёд, в начале 90-х, уже непосредственно незадолго перед тем, как «контора» в Латвии «накрылась медным тазом», суммы, выделяемые секретной агентуре в качестве денежных «вознаграждений», стали увеличиваться (в соответствии со стремительным ростом инфляции в стране в целом и, как следствие, резким падением стоимости рубля), а также стали выплачиваться не в «деревянных», а в иновалюте, в основном, в американских долларах. По выделении испрашиваемой для поощрения негласного помощника суммы, оперативный сотрудник на очередной (или экстренной) «явке» со своим агентом, передавал деньги в руки своему «полосатому» взамен на собственноручную расписку источника с указанием точной суммы полученных им/ею денег (обозначенных как цифрами, так и прописью) с обязательным «подписью» псевдонима агента и даты передачи ему денег. Делалось это потому, что все бумаги относительно денежных средств, выделяемых в «конторе» на оперативные нужды, относились к так называемым «документам строгой отчётности». Хотя, сразу же уточню, что в отдельных сугубо исключительных случаях, когда агентом была сообщена особо ценная информация, но когда информатор категорически отказывался предоставлять какие-либо письменные материалы (включая сюда и давать собственноручные расписки), допускалось давать негласному источнику денежное вознаграждение без получения от него/неё письменного подтверждения, но делать это разрешалось при наличии иных «документальных доказательств» передачи агенту конкретной денежной суммы. В «конторе» таким «доказательством» считалась негласно произведённая магнитофонная запись встречи оперативного работника с информатором, на которой было ясно слышно, что агент получил предназначавшиеся для него/неё финансовые средства. В качестве этакого своеобразного документального доказательства всему вышесказанному, позволю здесь привести выдержки стенограммы скрытно сделанной магнитофонной записи встречи сотрудника КГБ Латвии Вячеслава Шабанова с его, в ту пору, секретным осведомителем под псевдонимом “Кармен”, в начале 90-х являвшегося одним из неформальных лидеров Народного фронта Латвии. Хотя основная тема разговора посвящена раскладу политических сил в Латвии и, среди прочего, обсуждению тех важных сведений, добытых “Карменом” относительно устремлений «нациков» перепродать за рубеж якобы «картотеку секретной агентуры КГБ Латвии», тем не менее, отдельным объектом обсуждения являлось как раз денежное вознаграждение негласного помощника сотрудником КГБ. Фигурирующая в разговоре сумма – 250 долларов США, по тем временам, была достаточно приличной суммой, которая была выделена из секретных фондов «конторы» (по статье оперативных расходов 9) в качестве признания особых заслуг агента “Кармен” при предоставлении им заслуживавших оперативного внимания материалов. Приводятся лишь отдельные фрагменты беседы, имеющие непосредственное отношение к денежным средствам, выделявшихся в «конторе» для оперативных нужд на поощрение агентуры:
Шабанов: “... А, списочек тот, что ты мне раньше передал, я его проанализировал. Да, хороший список. Есть там и агентура наша, но мало.” “Кармен”: “Процентов 30, минимум.” Шабанов: “Меньше, гораздо. Я тоже думал так поначалу. Там, знаешь, что получается? Там очень много этого совпартактива, так называемого. Те, кто просто за границу ездили, вот, по линии парткомитетов. Вот эти, да? А их нельзя было вербовать в то время. Просто запрещено было, по приказу. Поэтому там настоящих «людей» мало, но есть. Есть. Ну, я посмотрел, никаких серьезных там, по-моему, нет. Там очень много народу. Все сразу, знаешь, не прикинешь. Как мне с тобой рассчитываться за все это?” “Кармен”: “Только верни мне «поодписку» мою и всё.” Шабанов: “ Это и всё, что-ли, Тут такая схема, на счёт этой «бумажки». Я обещал тебе, что сделаю это, да, Значит, схема тут такая. Дело (имеется ввиду “личное и рабочее дело агента”) «тем» осталось, в России лежит. Но здесь, в Латвии, в архиве и в учёте уже нет ничего. То есть, вообще ничего – нигде не осталось. С картотеки ты снят – раз, значит, также снят с картотеки архивной, то есть, нигде вообще никаких «концов» не осталось. Я сам лично своей рукой снимал везде. ”... ...Шабанов: “Я хотел тебе сказать, что я сделал первую часть нашей «программы». Это – самое главное. А, во-вторых, мне надо с тобой как-то рассчитываться. Я, ты сам знаешь, расписок я вообще уже давно никаких не беру. Давай, я тебе дам какую-то сумму денег, приличную какую-то, по нашим временам. Ну так, я не знаю, купишь жене подарок, там. Сумма не очень большая, но ты сам посмотри.” “Кармен”: “Ты знаешь, не надо.” Шабанов: “Возьми, посмотри, тут 250 «баксов», это же деньги приличные все-таки. По нашим временам, как бы там не было.” “Кармен”: “Деньги никогда не помешают.” Шабанов: “Надо будет ещё, будет ещё. Ну что ты, не стесняйся, бери. Потому что мне перед тобой просто неудобно. Ты пойми просто меня тоже правильно. Ты сделал просто колоссальное дело, понимаешь? Ты сам, может быть, себе просто отчета не отдаешь, потому что эти «ребята» занялись уже, в принципе, настоящей “оперативной игрой”, крупномасштабной такой, знаешь? Ты не знаешь всех последствий, всех нюансов, что делается.” “Кармен”: “У них были какие-то там далеко идущие цели.” Шабанов: “По нашим данным, да. Но они ими хотят пользоваться уже сейчас. Уже «перекатали» информацию на дискеты, понимаешь? Уже хотят вывезти туда, на Запад. Вот бы их взять «за руку» поймать! Это же очень интересно! Особенно «депутатика» такого, знаешь, с этим, с дипломатическим паспортом, «хоп» – на таможне, чтобы он «скакнуть» не успел, и тогда будет очень интересно. А можно этого и не делать. Можно еще дальше продолжать играть. Тоже, понимаешь, многообещающий вариант.” “Кармен”: “Вот, видишь, как ситуация меняется.” Шабанов: “Это же не деньги. Как дети, как маленькие. ... [Шабанов называет “Кармен” по имени], я тебе говорю, это – так. Можешь считать, что я тебе ничего не давал. Ты бери просто. Мне просто неудобно, честное слово, по-человечески неудобно перед тобой...”...
Может возникнуть закономерный вопрос, каким расчудесным образом мне удалось получить доступ к материалам столь «интимной» беседы? Всё тут было просто. Потому как, готовясь к встрече со своим информатором, Шабанов неожиданно обнаружил, что его диктофон сломался. А времени уже было в обрез, так что он физически просто не успевал заменить не работающее устройство в комитетском Отделе технического обеспечения (ОТО), как известно, в ту пору располагавшемся в других помещениях, что на улице Пушкина, на солидном отдалении от здания головного аппарата «конторы» в Риге. В общем, Шабанову ничего не оставалось делать как попросить попользоваться моим магнитофоном. И, поэтому, в дальнейшем, уже после того, как Шабанов вернулся с явки и собственноручно распечатал отчёт о состоявшейся встрече со своим агентом “Кармен”, а затем доложил руководству результаты, он также вернул мне и диктофон с аудио-записью, которая его больше не интересовала и ему не требовалась. Таким образом, плёнка этого «исторического» и весьма «пикантного» разговора сохранилась, совершенно очевидно, чисто по халатности не стёртая самим оперработником – Шабановым. Как следует из выдержек воспроизведённый записи, незадолго до известных августовских событий 1991 года, когда «контора» в Латвии была ликвидирована, суммы единоразовых денежных поощрений в знак этакой благодарности и признания заслуг и эффективности работы агентуры стали выплачиваться в валюте, и размеры этих вознаграждений измерялись сотнями долларов. Так, в качестве другого примера, позволю привести историю когда моему секретному информатору под псевдонимом “Консул”, в ту пору уже вовсю задействованному в оперативной игре с американским ЦРУ (в которой агент играл роль этакого «изменника») всего лишь для рядовой поездки за границу в одну из Скандинавских стран на оперативные расходы было выдано «пособие» в размере 500 американских «тугриков». Несмотря на то, что подобные суммы даже в начале 90-х годов продолжали относится к экстраординарным, тем не менее, руководство «конторы» (причём не только в Латвии, но и в Москве) легко шло на столь существенные затраты, так как получаемый результат – а «возня» велась вокруг вполне конкретных кадровых сотрудников ЦРУ, кого в центре очень так плотно «примеряли» на предмет перевербовки – стоил любых расходов. Между тем, типичным размером единовременного денежного поощрения средненькому секретному агенту органов КГБ, по обыкновению, являлась сумма в пределах между 25 и 50 «деревянных» рублей – деньги, по «совковым» меркам, вполне достойные (опять-таки, исходя из того факта, что средняя зарплата в бывшем Советском Союзе, по обыкновению, составляла 120-160 рублей в месяц). Опять-таки, как правило, каждая передача финансовых средств негласному источнику должна была быть формально «закреплена» отбором собственноручной расписки, которую информатор должен был накропать подписавшись всего лишь избранным ранее псевдонимом и поставив дату получения денег. Дальнейшая судьба каждой такой расписки была всегда одной и той же. По возвращению в «контору» опер должен был составить короткий рапорт, адресовавшийся на имя начальника своего оперативного отдела который, после его визирования, вместе с оригиналом расписки затем через офицера-учётчика отдела передавался для подтверждения произведённой выплаты осведомителю в Финансовый отдел «конторы». Теперь несколько слов о выделении сумм на денежное обеспечение «явочных» и «конспиративных» квартир, а также о поощрении «доверенных лиц». Типичный размер ежемесячных выплат на «я/к» и «кукушки», как правило, колебался в пределах порядка 25-40 рублей. Данные деньги выплачивались в наличном виде – передавались оперработником при личной встрече в руки либо «содержателя я/к», или же «содержателя кукушки». Опять-таки, стандартной тут являлась и взамен получаемая собственноручная расписка такого негласного помощника, подтверждавшая получение переданной ему/ей финансовых средств, подписанная псевдонимом «содержателя» либо «я/к», или же «содержателя кукушки», с обязательной простановкой конкретной даты, когда каждая такая выплата была произведена. Дальше вся процедура отчётности за выданные финансы была аналогичной с расписками, получаемыми от агентуры – опером составлялся короткий сопроводительный рапорт, адресовавшийся на имя начальника своего отдела, который, после его визирования, затем передавался через офицера-учётчика оперативного подразделения для дальнейшей отчётности в бухгалтерию ФИНО «конторы». Что касается «доверенных лиц» то там, как стало понятно уже по ходу работы в «конторе», скрывался почти настоящий «Клондаик» практически по бесконтрольному расходованию денежных средств. Во всяком случае, некоторые нечистоплотные на руку и непорядочные оперативные сотрудники «конторы» так почему-то считали. Что здесь имеется ввиду? Дело в том, что соответствующие «подзаконные нормативные акты» - «приказы» КГБ СССР, относившиеся к агентурно-оперативной деятельности «конторы», помимо всего прочего, также не возбраняли тратить финансовые ресурсы, выделявшиеся на оперативные расходы для негласных источников, и на «угощение», а также на прочие сопутствующие накладные расходы на «доверенных лиц». А именно, в целях «развития» неформальных межличностных взаимоотношений и «закрепления» установленного ранее первичного психологического контакта, «доверчивых» разрешалось приглашать в кафе и даже, порой, и в ресторан, где дозволялось во время одной только встречи с таким информатором легко просадить на пропой рублей 20-40. Которые, некоторое время спустя, можно было вернуть, заполнив соответствующую отчётную форму – этакую «ведомость». Причём, в подобных случаях, никаких чеков, либо расписок, подтверждавших произведённые затраты, предоставлять ни своему руководству, ни в ФИНО, не требовалось. То есть, весь процесс был построен исключительно на доверии и принимая во внимание некую «средне-статистическую» сумму допустимых затрат, которые подразумевались приемлемыми для одного оперативного сотрудника «конторы» в месяц. Считалось нормальным, что в целом за текущий месяц, деньги выделяемые на «пропой», которые списывались по обозначенной фактически безотчётной ведомости, могли составлять в сумме порядка 180-250 рублей (что, в действительности, было сравнимо почти с зарплатой одного опера). Такая практически бесконтрольная система открывала лазейку для махинаций и списанию в действительности не потраченных денежных средств некоторым алчным сотрудникам КГБ. Поэтому такие типы всегда стремились иметь у себя на «связи» поменьше реально действующей агентуры и, взамен, как можно большее количество «доверенных лиц», некоторые из которых, по сути, являлись фиктивно оформленными «стукачами». Такие, заполненные в конце текущего месяца, «пропойные» ведомости каждый опер затем относил на подпись начальнику своего оперативного отделения который, как правило, подмахивал их не глядя. В последней связи, поведаю о том, каким образом руководство 3-го отдела КГБ Латвии (отвечавшего за «контрразведывательное обеспечение органов и войск МВД» республики) приспособилось по-тихому подворовывать деньги, выделявшиеся на оперативные расходы, по «девятке». Случилось так, что по приходу в «контору», у многих молодых оперов (в том числе и у меня), на личном оперативном контакте поначалу было всего лишь пара-тройка «дохлых» агентов, переданных на связь в качестве этакого «баласта» старшими коллегами, которым эти «стукачи» были не нужны ввиду их полной бесполезности. А непосредственное руководство (начальник отделения и его зам – Виктор Минаев и Илмар Берзиньш) сразу же принялись прессовать – поставили задачу по-быстрому «поиметь» - установить конспиративные отношения с как можно большим числом «доверенных лиц», которых должно было быть человек по 5-8, не меньше, на каждом «курируемом объекте». Таковыми у меня сперва были Кировский, Пролетарский и Октябрьский РОВД города Риги. К которым, чуть погодя, добавился ещё и Огрский РОВД одноимённого района. Вот тогда-то и открылась этакая «хитрушка», которой с лихвой пользовались непорядочные прямые начальники. Дело в том, что оказалось что в 3-ем отделе латвийской «конторы» существовала некая порочная «практика» намеренного закрытия глаз на казалось бы такие «невинные шалости», как систематическое пьянство (причём, на работе), а также разворовывание денежных средств, выделявшихся по линии «девятки» (на оперативные расходы), которые необоснованное списывались, фактически, присваивались. Причём, как самими двумя «боссами», так и их любимчиками – Александром Хамзовым, Оярсом Озолсом и Игорем Сёмин, бывшими старшими операми 1-го отделения 3-го отдела. Случилось так, что ко мне неоднократно обращался с некими «неофициальными просьбами», по сути, являвшимися приказами, которых нельзя было ослушаться, как начальник отделения Минаев, так и его зам – Берзиньш, фактически обязывая списывать по «пропойным» ведомстям, заполненных на моих «доверчивых», достаточно приличные суммы денежных средств. Причём, данные «просьбы» поступали не только относительно «помощи» самим Минаеву и Берзиньшу, так и в соответствии с даваемыми ими указаниями «оказать содействие», и Озолсу, Хамзову или же Сёмину – взять на себя их расходы по «девятке». Что характерно, каждый раз подобные приказы объяснялись тем якобы «большим количеством» агентуры у всех старших «коллег», в связи с чем, всем им якобы было очень «тяжело» отчитываться за необоснованно потраченные ими денежные средства. К слову, точно такие же «пропойные» ведомости следовало заполнять и при встречах с агентурой, в тех случаях, когда речь шла о «явках», проводимых либо на «я/к» или же в специально снятом для подобных целей номере гостиницы. Попутно замечу, с учётом того, что номера в отелях в центре Риги всегда бронировались через имевшиеся у сотрудников КГБ оперативные возможности, оплата за них не требовалась и, соответственно, не производилась. Поэтому, деньги на оперативные расходы, связанные с конфиденциальной встречей опера с его секретным информатором в гостинице требовались и списывались только на потраченное «угощение» (коньяк, кофе, еда – room-сервис и прочие утехи), доставляемых в гостиничный номер из ресторана отеля. В таких случаях, единственное что требовалось для подтверждения израсходованных денежных средств, была копия чека из ресторана гостиницы. Который, по окончании месяца, также прикладывался к заполненной «пропойной ведомости» в качестве документа, подтверждавшего произведённые «оперативные расходы». Суммая, которая допускалась в качестве «пропойных» - «на угощение» во время встречи с агентом в отеле могла достигать 50 рублей. Попутно следует заметить, как оказалось, практически такая же статья 9 оперативных расходов, предназначавшаяся для оперативных нужд при поощрении деятельности негласных источников информации, имелась и в огранах МВД. Там ею, в основном, пользовались сотрудники оперативных подразделений, у кого на личном оперативном контакте имелись секретные осведомители, а именно – уголовный розыск и БХСС (аналог нынешней экономической полиции). Насколько в курсе, размер оперативных расходов в подразделениях советской милиции был даже больше, чем в «конторе». Тут, в качестве примера, позволю привести историю с являвшемся, в ту пору, заместителем начальника по оперативной работе Кировского РОВД города Риги Владимира Антюфеева (он же – Вадим Шевцов), впоследствии, как известно, исполнявшего обязанность начальника уголовного розыска всего Управления внутренних дел латвийской столицы, а в дальнейшем даже «дослужившегося» до должности министра государственной безопасности в непризнанной Приднестровской Молдавской Республике, а затем вовсю засветившегося в Донецкой Народной Республике, где он был даже назначен на пост первого заместителя председателя совета министров ДНР по работе с правоохранительными органами, а также исполнял обязанности вице-премьера ДНР по социальным вопросам. Так вот, ещё трудясь на рядовой должности заместителя начальника Кировского РОВД в городе Риге, будучи человеком до без тормозов азартным и жадным до денег, Антюфеев (среди самих сотрудников милиции за ним почему-то закрепилась кликуха “Тюфа”) мог за одну ночь легко просадить – проиграть в карты от 2-х до 5-ти тысяч рублей (по тем временам, стоимость новёхонького легкового автомобиля). Суммы по тем «совковым» временам почти фантастические. Особенно, если учесть, что Антюфеев всегда ставил на кон деньги из МВД-шной «девятки». Которых он мог легко лишиться, когда ему не зафартило, в течении двух-трёх часов. Припоминается один подобный эпизод, когда “Тюфа” каким-то «расчудесным» образом сподобился спустить (не берусь судить, во что он там дулся) за ночь всю «казну» Кировского райотдела внутренних дел города Риги, только что накануне полученных на «оперативные расходы» - сумму в размере 5 тысяч рублей. Так вот, самым невероятным в той истории было не то, что “Тюфа” продулся в прах, а в том, что когда на следующее утро к нему в отдел нагрянула «внезапная» проверка из вышестоящего УВД латвийской столицы, у Антюфеева невероятным образом в наличии и в целостности оказались абсолютно все деньги, так лихо спущенные им в карты накануне. Это так, всего лишь «реплика в сторону» об уровне связей (надо полагать, исключительно преступных) и степени коррумпированности некоторых ныне так высоко взлетевших «государственных деятелей». Рекомендуем на данную тему: Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть первая: «Полосатые» помощники чекистов) Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть вторая: о секретной агентуре) Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть третья: о кандидатах на вербовку секретной агентуры) Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть четвертая: основы и формы вербовки агентов) Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть пятая: «Рапорт на В») Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть шестая: «О “подписке” и выборе псевдонима»
2018-04-14 07:09:09 |