Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть шестая: «О “подписке” и выборе псевдонима»

По возвращению санкционированного «Рапорта на В» обратно к оперативнику «конторы», после якобы осуществлённой подготовки непосредственно к финальной беседе, на очередной встрече с «кандидатом на В» должна была быть проведена непосредственно вербовка лица в «стройные ряды» секретных агентов органов КГБ. Как такая встреча обычно организовывалась и обставлялась? Если откровенно, то она мало чем отличалась от всех предыдущих встреч с «кандидатом на В», с той лишь разницей, что по ходу развития разговора опер, осуществлявший вербовку, должен был под благовидным «соусом» сделать «кандидату на В» предложение «определиться» во взаимоотношениях с «конторой» на постоянной основе, или как подобное внешне обыгрывалось – «закрепить» негласное сотрудничество с органами КГБ на «официальном уровне». Данное предложение, по обыкновению, формулировалось в виде строго конфиденциальной «просьбы», выраженной опером вербуемому, в ходе которой «кандидату на В» в лестных словах описывались его/её «неоценимость» в оказываемой помощи КГБ, а также делался акцент относительно «большой важности» предоставляемых «кандидатом на В» сведений (опять-таки, в лучших традициях, описанных в «настольном» учебном пособии «конторы», которым являлась известная книжица Дейла Карнеги). Внешне подобная «вербовочная беседа» являла собой типичный образчик смеси лицемерия, неискренности и дифирамбов, которые опер должен был «исполнить» с таким воодушевлением, правдивостью и без малейшей фальши в голосе, чтобы у вербуемого, по возможности, не осталось бы и доли сомнений в собственной «исключительности» и «неповторимости».

Итак, представим, идёт «регулярная» встреча оперработника с «кандидатом на В». Такое рандеву, как правило, проходит в каком-либо укромном местечке, в строго конфиденциальной обстановке, с глазу на глаз, без присутствия кого-либо поблизости, почти в «интимных» условиях. В качестве подобных мест встреч, зачастую, выбирались либо снятый номер в гостинице (для данных целей почти у всех сотрудников КГБ имелись паспорта бывшего СССР, изготовленные в оперативно-техническом отделе, ОТО, на вымышленные установочные данные, которые было принято называть «документами прикрытия» и которые, по сути, ничем не отличались от настоящих документов в силу того обстоятельства, что все такие паспорта были изготовлены на подлинных бланках, которые «конторе» в официальном порядке предоставлялись из секретных фондов паспортным отделом МВД республики), либо отдельный кабинет в режимной части предприятия / научно-исследовательского института / высшего учебного заведения, либо помещение какого-либо «клуба» (как-то добровольных дружинников, клуб автолюбителей, и т.д.), либо служебный кабинет ОВИРа и / или паспортных отделов органов МВД, либо «арендованное» служебное помещение в райвоенкомате. Что касается ОВИР (отдел виз и регистраций) то туда, в основном, приглашались для «дущеспасительных» бесед либо навещавшие Латвию по различным каналам (бизнес-вояжи, частные поездки) иностранцы, представлявшие оперативный интерес для «конторы», или же местные советские граждане, планировавшие свои поездки за рубеж по различным каналам выезда (частные поездки, служебные командировки, учёба, туризм – последнее было делом крайне редким). Там же проходила и вербовка тех лиц, кто собирался эмигрировать из «совка» по каналу «воссоединения с этнической родиной», на постоянное место жительство в Израиль.

Хотя, справедливости ради сразу же дополню, что иногда вербовка будущего негласного информатора в агенты «конторы» могла была быть осуществлена и в более прозаичных условиях, как-то в автомашине – причём как самого опера, так и «кандидата на В», либо вообще, в любом ином месте, в кафе, например. Среди самих оперативников подобный «метод» вербовки было принято пренебрежительно называть вербовкой «на коленке». В подобных условиях вербовали, по обыкновению, тех лиц, от кого не ожидали добиться положительного результата – получить согласие, либо «кандидатов на В» которые, по сути, таковыми не являлись. В последнем случае речь идёт о так называемой вербовки с ходу – «единомоментном» привлечении лица к негласному сотрудничеству в качестве секретного информатора органов КГБ. Как отмечал прежде, данный неофициальный «метод» в особенности практиковался в 3-ем отделе «конторы».

В процессе проходившей вербовочной беседы, в зависимости от складывающейся обстановки и, прежде всего, насколько неформальные межличностные взаимоотношения и хороший психологический контакт прежде сформировался у оперативника с «кандидатом на В», опер делал предложение о том, что настала пора «определиться» и «закрепить документально» отношения между вербуемым и органами КГБ. Под таким «закреплением» взаимоотношений, как правило, подразумевалось некое письменное обязательство, которое всегда должно было быть написано вербуемым собственноручно. В агентурно-оперативной работе такой, исключительно неофициальный «документ» было принято называть «подпиской», а сам процесс вербовки – «отбором подписки».

Отмечу, что подобные «обязательства» о негласном сотрудничестве принимались от секретной агентуры не только в аппарате КГБ, так как аналогичным же образом действовали и сотрудники оперативных подразделений органов МВД, а также оперативных частей системы УИТУ. Попутно позволю себе дополнить, что данный нехитрый процесс, по существу, практически не изменился на протяжении последних более чем 100 лет, так и до сих пор – как вербовали себе секретных осведомителей в российских Третьем отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии, в известной царской «охранке», а также в нацисткой тайной государственной полиции гестапо – такими же весьма схожими методами продолжают вербовать себе секретную агентуру и до настоящего времени спецслужбы всех государств, включая сюда и спецслужбы Латвии.

Каковым было содержание текста «подписки»? Он мог варьироваться – в зависимости от изобретательности и личного чувства юмора – причём, как опера, так и самого вербуемого.

Однако, всегда в тексте «подписки» имелись слова следующего содержания: “Я, фамилия-имя-отчество, настоящим письменным обязательством даю добровольное согласие оказывать негласную помощь органам КГБ на постоянной основе”. Последующее продолжение текста «подписки» зависело исключительно от умственных способностей самого вербовщика. Так, например, в случае вербовки работника какого-либо режимного предприятия или научно-исследовательского учреждения, можно было включить в текст «подписки» что-нибудь типа: “Я уведомлен, что моя помощь органам КГБ будет осуществляться исключительно в направлении контрразведывательного обеспечения (того или иного объекта, на котором трудится вербуемый), в целях предотвращения агентурного проникновения спецслужб враждебных государств”. В случае, когда «кандидат на В» являлся работником церковного культа, либо представителем «творческой интеллигенции» (к коим в «совке» было принято относительно писателей, художников, артистов, журналистов, научных работников, преподавательский состав ВУЗов, учителей иных учебных заведений, включая сюда преподавателей средних школ, медицинских работников и пр.) можно было «модернизировать» текст «подписки», притянув туда за уши якобы «тлетворное влияние Запада» и «борьбу» с «вражескими устремлениями», нацеленными на подрыв всего «советского уклада жизни». При вербовке служащих и офицеров советских вооружённых сил, всегда в тексте «подписки» фигурировали слова о «защите государственных секретов и государственных интересов от посягательств вражеских спецслужб».

Следующей основополагающей составляющей в тексте «подписки» были слова о том, что вербуемый осознаёт, что его/её негласное сотрудничество с органами КГБ является “строго конфиденциальным”, либо “совершенно секретным” и, как прямое следствие этому, никто, ни единый человек (включая даже ближайших родственников, или самых надёжных друзей) никогда и ни при каких условиях не должен узнать о факте сотрудничества вербуемого с «конторой».

Что касается последнего раздела «подписки», то несмотря на то, что в содержании обозначенного документа содержались слова о “сохранении в строжайшей тайне факта негласного сотрудничества” вербуемого, тем не менее, все эти «обязательства» не имели под собой абсолютно никакой юридической силы. Как бы то ни было, но как нам предельно чётко разжевали данный аспект агентурно-оперативной деятельности во время преподавания соответствующих совершенно секретных предметов в минской «вышке» (на высших курсах КГБ СССР), одной из которых была спецдисциплина «СД-1А», как раз и называвшаяся «Основами агентурно-оперативной деятельности», даже после получения «подписки» от секретного информатора, в случае, если впоследствии происходила какая-либо «расшифровка» этого агента путём того, что сам информатор раскрывал суть своей принадлежности к аппарату негласных источников КГБ, этому лицу нельзя было предъявить вообще никаких официальных обвинений в совершении какого-либо уголовно наказуемого деяния. Более того, такого человека было бесполезно даже пытаться гноить – как-то его «покарать», используя любые из известных методов – его/её нельзя было даже отшлёпать или поставить в угол, как нашкодившего ребёнка. Единственное, что грозило раскрывшему свою принадлежность к агентурному аппарату органов КГБ информатору являлся формальный «выговор», либо «общественное порицание», на что любому трезвомыслящему человеку было просто начхать. В общем, как ни крути и как последнее не может показаться парадоксальным и невероятным, но в случае, если лицо, кто во время вербовки сперва дал «подписку» о негласном сотрудничестве в качестве секретного агента «конторы», а затем либо «передумал», или по каким-то иным причинам разгласил свою принадлежность к аппарату негласных информаторов КГБ, при таком раскладе в действительности больше «попадал» и становился уязвимым сам оперативник.

Что до расшифровавшего либо намеренно провалившего себя агента, то самая большая неприятность, которая могла поджидать его/её, могло стать лишение допуска к работе с секретными и совершенно секретными документами, весьма сомнительные «проблемы» с карьерным ростом, либо какие-то «сложности» при выезде за рубеж (что, в конце 80-х – начале 90-х тоже было весьма проблематичным делом).

Между тем, последним «забойным» предложением в тексте «подписки» являлись слова о том, что вербуемый “добровольно избираю себе псевдоним “....””. Затем, как правило, «кандидату на В» предлагалось самому придумать – «избрать» себе некий «секретный позывной» - «псевдоним», который был бы известен только ему и его «оперативному куратору» из «конторы», и которым бы секретный информатор в будущем стал бы подписывать все собственноручно подготовленные им письменные «отчёты», составляемые для КГБ. Последние на оперативном лексиконе было принято официально называть «агентурными сообщениями», или, в обиходе среди самих оперов – «шкурками полосатых».

Что касается самих псевдонимов, то там каждый изголялся как угодно. С какими только забавными псевдонимами мне не довелось столкнуться за время работы – причём услышать их как от тех лиц, кого довелось вербовать самому, а также от бывших коллег по «конторе». В качестве примеров позволю привести лишь некоторые из них.

Так, был у меня негласный помощник под псевдонимом “Муравей”. На момент его вербовки, являвшийся участковым инспектором милиции одного из районных отделов внутренних дел города Риги этот степенный, спокойный как наевшийся питон, дядечка, когда разговор зашёл о его вербовке в органы агентов «конторы», не долго думая, избрал себе столь неординарный псевдоним. Не скрою, увидев избранное «секретное имя» в тексте написанной им «подписки» , я не сдержался и поинтересовался у него столь необычным выбором, а почему, собственно, “Муравей”? Ответ моего вновь испечённого помощника был следующим: “Муравей – такая ма-а-алюсенькая букашечка. Почти незаметная. А кусается очень больно!”

Ещё одним подобным лицом с достаточно необычным «позывным» был агент органов КГБ под псевдонимом “Кармен”. В действительности же за знаменитым женским именем скрывался здоровенный мужик который, по стечению обстоятельств, являлся одним из «духовных предводителей» Народного Фронта Латвии в самый, что ни на есть, расцвет этого движения в республике в начале 90-х.

Под другим не менее звучным псевдонимом “Гарольд” скрывался достаточно известный в Латвии журналист одной из популярных в 80 – начале 90-х в республике газет.

Одним из наиболее моих продуктивных секретных помощников, причём не только во время работы в «конторе», но и впоследствии, уже в тот период времени, когда мне пришлось потрудиться в Латвии, шпионя там в интересах такой исключительно «благотворительной организации», коей всегда слыла ФСБ, был агент под псевдонимом “Катаев”, прежде являвшийся одним из руководящих сотрудников МВД, а затем плавно перекочевавший на лидирующую должность в одну из вновь создавшихся секретных спецслужб Латвийской Республики. Мне было интересно, а каким мотивом руководствовался обозначенный негласный помощник, когда сам выбирал себе подобное имя? Ответ из его уст звучал примерно так: “Валентин Катаев был очень плодовитым писателем!” Что данный агент полностью и подтвердил в дальнейшем, с регулярной постоянностью предоставляя оперативно ценные сведения.

Далее был у меня ещё один прелюбопытный агент, который выбрал себе женский псевдоним “Лора”. Так вот, к женскому полу он имел самое непосредственное отношение. Какое? Этот «перехватчик» натурально осеменил не только весь дамский коллектив в том подразделении полиции, в котором он являлся начальником, но ко всему прочему, вдобавок ещё и не пропустил мимо себя ни одной мало-мальски симпатичной бабёнки в Риге и её окрестностях, где перетрахал всех особей дамского пола, кто попадался ему на пути.

Нередко секретные информаторы (в особенности, из числа оперативного состава сотрудников системы МВД) выбирали себе псевдонимы либо созвучные, или же полностью копирующие имена-фамилии своих близких коллег по работе. Почему они так делали? Видимо, таким незымысловатым образом люди по-максимуму старались зашифровать себя в случае любой мало-мальски возможной утечки информации. Здесь примерами могут служить такие имена как “Яровая”, “Михеев”, “Барон” – в подшефных мне прежде структурных подразделениях МВД действительно работали сотрудники с такими фамилиями которые, к слову, сами к категории секретной агентуры органов КГБ никакого отношения не имели.

Ещё немало секретных агентов «конторы» оказалось с такими достаточно широко распространёнными латышскими или русскими именами – фамилиями, как “Калниньш”, “Берзиньш”, “Озолс”, “Озолиньш”, “Зариньш”, “Янис”, “Петерис”, “Иванов”, “Петров”, “Сидоров”, “Надежда”, “Кузнецов”. Причём столь «неординарные» псевдонимы широко встречались практически во всех оперативных подразделених «конторы». Объяснением тому служит то обстоятельство, что никакого запрета или ограничений на избрание себе псевдонима перед агентами не ставились, так что секретных информаторов с одним и тем же псевдонимом могло быть сколько заблагорассудится, причём даже у одного и того же оперативного сотрудника КГБ. Единственное, что могло явиться препятствием в данном деле, так это сам опер, который мог просто элементарно запутаться, работая с тем или иным негласным информатором.

Однако, из собственной практики могу заметить, что чуть ли не самым распространённым оказался псевдоним “Феликс”. Как бы то ни было, но мне довелось знать как минимум 4-х агентов, которые избрали себе столь «редкое» имя, причём двое из них были секретные информаторы, кого вербовал самолично. Меня всегда забавило как, по какому принципу, либо руководствуясь какими мотивами, те или иные лица придумывали – выбирали себе тот или иной псевдоним? Так вот, как оказалось, те негласные помощники, кто останавливал свой выбор на имени “Феликс” чуть не до самозабвения верили не только в «светлое будущее», но и всячески стремились подражать одному из их кумиров, кем для них являлся «железный» Феликс – Дзержинский. Как бы то ни было, но именно такой ответ относительно их «глубокого уважения к личности первого руководителя» прообраза «конторы» - ВЧК мне дали те два сотрудника МВД, кто во время вербовки для дальнейшего негласного сотрудничества с КГБ избрали себе псевдоним “Феликс”.

Хотя, нередко, когда сами будущие «полосатые» были либо не в состоянии, или просто «ленились» и не хотели утруждать себя, придумывая себе «секретный позывной» - псевдоним, на помощь мог придти сам оперработник, кто предлагал своему вновь приобретённому агенту на выбор то или иное имя. Тут, в качестве примера, позволю привести «практику», которую завёл в своё время один из моих бывших со-коллег по 3-ему отделу, Вячеслав Шабанов. Так вот, не утруждая себя и вновь завербованных им негласных информаторов из числа сотрудников МВД, Слава Шабанов называл их первыми заглавными буквами греческого алфавита, а также известными именами из истории древнего мира. Вот тогда-то у него и появились секретные помощники с псевдонимами “Альфа”, “Бета”, “Гамма”, “Дельта”, а также “Плутон”.

Занятно, что псевдонимы из греческого алфавита своим агентам Шабанов давал в строго хронологическом порядке того, когда ему удавалось завербовать того или иного человека. Как впоследствии рассказывал сам Шабанов, с выбором псевдонима для одного из его очередных информаторов у него случился своего рода конфуз, когда вербуемый сотрудник милиции выбрал себе точно такой же псевдоним – “Альфа”, который уже прежде был у другого агента, ранее также завербованного Шабановым. Так вот, чтобы не путаться с псевдонимами, Шабанов не стал сильно заворачиваться и прямо в лоб ляпнул своему вновь испечённому негласному помощнику, что дескать, «стукачок» с таким псевдонимом у него уже есть, так что, будь добр – мил человек, придумай себе что-нибудь другое. Видя, что агент находится в некотором замешательстве, Шабанов не долго думая предложил ему взамен псевдоним “Бета”, ну, а тот (благо сам являлся оперативным сотрудником, но только МВД, кто также на практике неоднократно использовал схожие формы агентурно-оперативной деятельности), сразу же согласился с предложенным ему псевдонимом.

Что касается завершающей части «подписки», то вновь завербованному агенту предлагалась всего лишь поставить под написанным текстом подпись в виде избранного им псевдонима (указывать там параллельно настоящие имя-фамилию уже не требовалось), а также конкретную дату, когда происходила эта встреча. Хотя тут-то, открылась некая своеобразная «профессиональная» хитрушка, которая была характерна и достаточно часто распространена среди оперов 3-го отдела «конторы». В чём она заключалась? Дело в том, что ввиду специфики агентурно-оперативной деятельности направленной на контрразведывательное обеспечение подразделений и структур МВД, а также с учётом того, что сами многие сотрудники этой системы владели и на практике применяли эти же самые формы агентурно-оперативной работы, вербовка там зачастую проводилась прямо «с колёс», по «единомоментному» принципу.

В силу всех обозначенных нюансов, «подписка» у вновь завербованных сотрудников МВД также отбиралась практически во время первой, на крайний случай, второй встречи. В таких ситуациях, при написании «подписки» вновь испечённого негласного информатора просили не ставить конкретной даты. Интересно, сами вербуемые сотрудники МВД, кто практике использовал секретную агентуру, прекрасно понимали чем была обусловлена просьба опустить / не ставить дату принятия «подписки».

Объяснялось всё столь широко распространённой бюрократией внутри как самой «конторы», так и внутри «смежного» МВД, где даже в такой неординарной области, каковой, без сомнения, является агентурно-оперативная деятельность, существовали определённые «нормативы» и «правила», которые проще было делать вид соблюдать, чем идти им наперекор, набивая себе ненужные шишки. Дело в том, что отбирая «подписку» без проставления даты вербовки, опера таким нехитрым способом давали себе возможность продолжать работать с фактически уже завербованным ими агентом, как якобы ещё с «кандидатом на В». Делалось это для того, чтобы делая вид якобы «предварительного изучения» будущего секретного информатора – «кандидата на В», спокойно оформить все необходимые документы, собрать дополнительные характеризующие и проверочные материалы, равно как и соблюсти прочие необходимые формальности, предписываемые совершенно секретными «приказами» КГБ СССР на данный счёт. Да, и помимо всего перечисленного, по давно устаканившимся неписанным канонам в «конторе» нигде, ни в какой сфере деятельности не поощрялась спешка. В общем, хотел того тот или иной опер или нет, но легче было просто блюсти все эти идиотские правила, чем наживать себе очередной геморрой, связанный с вербовкой и быстрым оформлением агентуры, пытаясь перепрыгнуть выше собственной головы. Потому как никакое начальство не поощряло поспешных действий – в агентурно-оперативной деятельности всё должно было быть чинно, размеренно, и строго в установленном годами правилами и порядком.

Что до проставления даты, когда была получена та или иная «подписка» от вновь завербованного негласного помощника – агента органов КГБ, то эту дату потом, уже непосредственно на самом завершающем этапе оформления вербовки, опера часто просто натурально «дорисовывали» фактически задним числом, собственноручно ставя ту дату, которая была необходима. Причём буквально все – от самих оперативников, а также их непосредственные начальники, равно как и всё остальное руководство «конторы», до самого верха – включая и председателя КГБ, были прекрасно в курсе этой широко распространённой практики.

Далее, если вернуться к «подписке», которую предписывалось получить от вновь завербованного агента, то как раз этот документ вовсе не являлся тем «краеугольным камнем» в секретных взаимоотношениях негласного информатора КГБ с самой «конторой». Я это о том, что всё те же совершенно секретные «приказы» КГБ СССР, которые регламентировали и раскрывали в деталях формы и методы агентурно-оперативной деятельности, вовсе не требовали, чтобы у вновь приобретаемого негласного помощника в обязательном порядке должна была быть отобрана эта пресловутая «подписка». Так, например, если с самой «подпиской» возникали какие-либо проблемы, в частности, если вербуемый/ая категорически напрочь отказывались собственноручно написать подобный документ, но, вместе с тем, были готовы оказывать негласную помощь «конторе» на постоянной основе, было вполне достаточно, чтобы вербуемый взамен «подписки» составил собственноручный «отчёт» на какую-либо тематику (о какой-то проделанной работе, например), либо предоставил краткое описание какого-либо события, имевшего хоть какое-то отношение к компетенции КГБ. На первых порах, к такому «отчёту» можно было приравнять и собственноручно составленный вербуемым список лиц из числе его/её коллег по работе, либо просто дружеских связей, с кем «кандидат на В» находился в хороших личных взаимоотношениях. В всех подобных случаях, при завершении такой письменной «справки» вербуемому также предлагалось подписаться под документом не своими настоящими фамилией-именем, а поставить взамен некое вымышленное имя – псевдоним, который вербуемому также предлагалось избрать самому. Такой вариант в «конторе» также считался вполне приемлемым для того, чтобы вербовка могла считаться успешно осуществлённой и письменно «закреплённой».

Однако даже в тех случаях, когда вербуемый, несмотря на его/её готовность оказывать постоянное негласное содействие органам КГБ на секретной основе, тем не менее, категорически отказывался предоставлять вообще какие-либо собственноручно исполненные документы, как-то либо письменное добровольное согласие – «подписку», либо какой-либо «отчёт» о той или иной проделанной работе, вербовка вновь приобретаемого секретного информатора могла быть «закреплена» путём получения от него/неё оперативно значимой информации, которая могла быть опером скрыто записана на диктофон. Для данных целей в «конторе» ещё со времен «царя Гороха» существовала целая «линейка» различной звукозаписывающей техники (о которой как-нибудь позже, если до этого дойдёт дело, либо кому-нибудь будет интересно). Магнитофонная запись такой беседы оперативника КГБ со своим «подопечным» также считалась и расценивалась наравне с отобранными во время вербовки «подпиской» и/или полученным письменным «отчётом» в качестве успешного «закрепления» вербовочного процесса. В подобных случаях (с «закреплением» вербовки путём получения сведений от информатора, скрыто записанных на магнитофонную плёнку), в зависимости от ситуации и различных обстоятельств, вновь завербованный информатор мог быть либо поставлен в известность о том, что путём получения от него/неё оперативно ценной информации, таким образом осуществляется своего рода «легализация» и «формальное закрепление» взаимоотношений опера с информатором (у которого, в таком случае, также могли попросить избрать себе какой-либо псевдоним – с одной лишь разницей, что всё это делалось устно), либо вообще факт того, что весь ход беседы был тайно записан на диктофон не раскрывался перед секретным агентом. Всё в данном случае, зависело исключительно от конкретных обстоятельств вербовки, щепетильности, либо чувства личной «уязвимости» вербуемого. В любом случае, основной упор даже в подобных «клинических» случаях делался на то, чтобы вербуемое лицо открыто (хоть и в устной форме) подтвердило бы свою полную готовность оказывать негласную помощь органам КГБ на постоянной основе. Даже такие варианты признавались в «конторе» в качестве успешно проведённой и «закреплённой» вербовки секретных информаторов. В частности, мне доподлинно известно, что ряд высокопоставленных сотрудников МВД Латвии, кто затем перекочевал и вошёл в руководство вновь созданных секретных спецслужб Латвийской Республики, в своё время были завербованы в число действующей агентуры тогда всё ещё существовавшей «конторы» именно таким способом.

Сразу же дополню, что именно такая «схема» вербовки негласных источников информации – агентов, была принята и достаточно широко использовалась с латвийской «конторе» уже с самого начала 90-х и вплоть до ликвидации КГБ ЛССР в августе 1991 года.

Рекомендуем на данную тему:

Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть первая: «Полосатые» помощники чекистов)

Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть вторая: о секретной агентуре)

Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть третья: о кандидатах на вербовку секретной агентуры)

Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть четвертая: основы и формы вербовки агентов)

Латвии настало время открыть «мешки» КГБ (Часть пятая: «Рапорт на В»)