Своих они тоже убивают (Часть вторая)

В ходе моего повествования на данную тему ( «Дело Литвиненко: бывший офицер КГБ Борис Карпичков о решении британского суда») давались ссылки на материалы недавно завершившихся в Великобритании слушаний, проводившихся в рамках “публичного расследования” (Public Inquiry), посвященного изучению и анализу обстоятельств смерти Александра Литвиненко в Лондоне в ноябре 2006-го года. Помимо всего прочего, в материалах названного “расследования” был, как минимум дважды, упомянут факт “загадочной” и “ничем необъяснимой” скоропостижной смерти Игоря Пономарева который, по мнению двух вполне конкретных лиц, призванных давать показания в ходе процесса, мог также иметь “какое-то” отношение к делу Литвиненко. Одним из таких свидетелей являлся итальянский “профессор-юрист” (впрочем, также параллельно характеризовавшийся и как “эксперт по вопросам безопасности в области хранения, использования и утилизации радиоактивных материалов”, и как “специалист” в иных областях “самого широкого профиля”) по имени Марио Скарамелла (Mario Scaramella ).

Не буду особенно углубляться в описании анализа психологических и личностных сторон этого персонажа, так как до сих пор представляется он весьма и весьма “мутным пассажиром”, в биографии которого имеется множество серьезных нестыковок и “темных пятен”. Таких как, например, его ранние заявления о том, что в прежние годы, в бытность своей работы и стажировки в Южной Америке, якобы “сотрудничал” Скарамелла “не щадя живота своего” с “дядей Сэмом”, с американским ЦРУ. Что, как не может показаться странным, не явилось впоследствии для него никаким существенным препятствием, чтобы лично познакомиться и достаточно близко сойтись с такой крупной фигурой в центральном аппарате ФСБ в Москве, каковым было принято считать руководителя службы оперативной информации и международных связей в ранге заместителя директора ФСБ генерал-полковника Виктора Колмогорова. С которым, как по свидетельствам как самого Скарамеллы, так и по показаниям данным покойным Литвиненко, Скарамелла находился в столь близких “неформальных” контактах, открывших итальянцу двери в такие “заветные” для него места, как производственные мощности совершенно секретного Миасского завода, как известно расположенного в Челябинской области, и выпускающего двигатели для высокоскоростных торпед для российских подлодок.

Помимо того, Скарамелла не скрывал и того, что неоднократно бывал в “неофициальной непринужденной обстановке” в личном рабочем кабинете Колмогорова на Лубянке, хотя в дальнейшем, тем не менее, Скарамелла всячески уходил от конкретизации истинной основы и характера его достаточно тесных контактов с названным одним из руководителей ФСБ.

Что же такого “супер-сенсационного” поведал Марио Скарамелла в ходе слушаний по делу Литвиненко, помимо того, что выразил свою “особую озабоченность” обстоятельствами в действительности странной и, на первый взгляд, “необъяснимой” смерти Игоря Пономарева?

Первым занимательным моментом из повествования Скарамеллы явилось описание одной, вроде бы, не имевшей никакого отношения к непосредственным причинам смерти Литвиненко бизнес-встречи в Лондоне, совместное участие в которой, наряду с самим Скарамеллой, принял тот же Александр Литвиненко, а также небезизвестные Олег Гордиевский, Владимир Буковский, тогдашний председатель IMO Ernest Cohen, равно как и некоторые иные высокопоставленные представители IMO и, как открылось чуть погодя, самолично Игорь Пономарев.

Когда конкретно состоялась эта “памятная” встреча, которая была устроена в помещениях головного офиса IMO в Лондоне, этот, в общем-то совершенно банальный и не должный быть секретным вопрос для меня до сих пор остался не выясненным. Не скрою, попытался я тщетно установить, когда состоялась та встреча, открыто упомянутая Марио Скарамеллой во время одного из слушаний (18-го марта 2015 года, день 27-й) “публичного расследования” дела Литвиненко в Лондоне. Тот “ответ”, который удалось мне получить от итальянца, присланный по электронной почте, не пролил никакой ясности на данный счет, так как звучал он примерно так:

«Все то, что я поведал во время слушаний было уже открыто напечатано, а любые иные сведения являются “строго конфиденциальными” - в связи с чем я дал соответствующее письменное обязательство по ее неразглашению».

Не берусь судить за Скарамеллу, зачем ему нужно было нагонять столько тумана относительно прояснения обстоятельств в общем-то обыкновенной, на первый взгляд, официальной встречи, но этот вопрос так и завис не выясненным. Тем не менее, с большой степенью вероятности предположить, что та встреча состоялась где-то незадолго до апреля 2006-го года – ввиду такого очевидного факта что, в соответствии с его собственным признаниям, Скарамелла вообще никак не общался с Литвиненко в период времени с апреля и вплоть до середины октября 2006-го года.

Сам Литвиненко был знаком со Скарамеллой с конца 2003-го – начала 2004-го года в связи с их сотрудничеством и помощью, которую оказывал Литвиненко в ту пору изображавшей бурную деятельность так называемой “Комиссии Митрохина” и якобы “изучавшей” документы и “наследие” тайной деятельности в Италии советского КГБ, являвшихся частью “секретных” архивов якобы с риском для собственной жизни вывезенных на Запад пенсионером КГБ Василием Митрохиным. Подобная “кооперация” продолжалась до апреля 2006-го года, пока сама “комиссия” полностью не прекратила свое бесполезное существование.

Примечательным дополнением тут может служить такой момент, что как было установлено, сама та “Комиссия Митрохина” была изначально создана в Италии занимавшим в ту пору пост премьера одиозно известным Сильвио Берлускони, который в преддверии грядущих парламентских выборов в Италии, образовав подобную “комиссию”, решил таких незамысловатым образом попробовать радикально свести счеты со своим главным политическим оппонентом, партией возглавляемой Романо Проди.

Последний, благодаря стараниям Литвиненко, был практически прямо заклеймен “тайным агентом влияния” КГБ, оставленным “на глубокую перспективу”, для того, чтобы быть “задействованным” по прошествии многих лет. Что, кстати, не соответствовало действительности, так как, исходя из полученной достоверной оперативной информации и документальных материалов, к таким “агентам влияния Москвы” в большей степени следовало скорее относить самого Берлускони.

Как бы то ни было, но по окончании встречи в IMO, познакомившись там и бегло пообщавшись с Литвиненко, Гордиевским и Буковским, “как полагалось” в соответствии с его неофициальной работой в СВР, Пономарев в установленные сроки доложился по команде своему непосредственному начальству – резиденту СВР в российском посольстве в Лондоне.

Поначалу СВР вообще не придало такому факту никакого внимания, всего лишь отправив короткое сообщение в штаб-квартиру СВР в подмосковном Ясенево, которое там и осело бесполезным балластом в оперативной информационно-аналитической поисковой базе Управления «У» (есть такая структура в Центральном аппарате СВР). В общем, случилось как в обыденной ситуации до сих пор широко распространенной в такой огромной бюрократической махине, каковую представляют из себя российские правокарательные органы – никого в российских спецслужбах по-началу не заинтересовала ситуация с установлением первичного личного контакта сотрудника-“подкрышника” СВР с Литвиненко.

По всей видимости, объяснялось все тут тем, что к тому времени у российских спецслужб уже имелся плотный негласный подход к Литвиненко посредством внедренного к нему под оперативной “легендой” агента-информатора ФСБ, коим являлся Андрей Луговой, специально завербованный для долговременной оперативной “игры”, которую считалось “успешно” вели в ФСБ против Литвиненко и английской разведки.

Сколько в действительности было совершено покушений на Литвиненко в Лондоне в отрезок времени между 16-м октября и 1-м ноября 2006-го года?

Предварительное следствие британской полиции и “публичное расследование” проводившиеся относительно обстоятельств смерти Литвиненко посчитали, что таких покушений было два. С чем, в силу ряда субъективных обстоятельств, никак не могу согласиться. Почему? Да, всего лишь по той простой причине, что получил случайно доступ к определенной доселе неизвестной информации.

Как было установлено, после первой - неудачной попытки покушения на Литвиненко, имевшей место в Лондоне 16-го октября 2006-го года, Луговой в срочном порядке вновь прибыл в британскую столицу несколько дней спустя, поздним вечером 25-го октября (Луговой останавливался в Лондоне между 25 и 28 октября 2006-го года).

Официальным предлогом его приезда была бизнес-встреча с Бадри Патаркацишвили, а также краткий визит в офис своего бывшего патрона Бориса Березовского. Однако, как абсолютно достоверно установили дотошные британские менты, действительной причиной посещения Лугового Англии были снова встречи с Литвиненко.

На случай возможного провала (что в сущности и произошло) в ФСБ был разработан запасной “вариант” как по-тихому избавиться от “головной боли” - Литвиненко, который подразумевал “реактивирование” - задействование оперативных “возможностей” СВР в Англии. И вот тут-то неожиданно пригодился эпизод ранней незапланированной встречи и первоначального знакомства Литвиненко с Пономаревым.

Информация была поднята «наверх» из информационной базы данных СВР, проанализирована и оценена. В итоге было принято решение привлечь Пономарева к операции по ликвидации Литвиненко в качестве “поддерживающего элемента” – задумывалось, что он должен был предоставить Луговому для встречи с Литвиненко свой офис в котором, собственно, и предполагалось Луговой должен был “успешно” завершить “активное оперативное мероприятие”.

Получив спешную совершенно секретную шифр-телеграмму из Москвы (явившуюся результатом совместных “консультаций”, которые в срочном порядке велись на Лубянке высшими чинами из ФСБ с привлечением представителей СВР), в российском посольстве было созвано экстренное совещание из числа руководства резидентуры и членов супер-засекреченного спецподразделения “Заслон”, в прямые функциональные обязанности сотрудников которого, в числе прочих, входят также планирование, организация и реализация операций по “нейтрализации” тех “объектов” (физических лиц), кого в российских спецслужбах принято считать “предателями”, “изменниками”, а также прочими “заклятыми врагами” российского государства. Примечательно, что оперативные офицеры совершенно секретного подразделения СВР “Заслон” были внедрены практически во все основные российские дипломатические миссии в так до сих пор и продолжающих именоваться “странах главного противника”, коими для России являются США, Великобритания, Франция, Германия, страны Скандинавии, Канада, Япония, а также в нейтральной Швейцарии, в “дружественных” Китае, Индии, Греции, Кипре и на Мальте, в потенциально “горячих точках” – Афганистане, Турции, Израиле, Ливане, Иордании, Сирии и Иране, а также в относительно “перспективных” (с точки зрения приобретения “чистых” паспортов для нужд той же СВР) странах Латинской Америки коими для российских спецслужб с незапамятных времен являлись Колумбия, Боливия, Венесуэла, Бразилия и Аргентина.

Полученные оперативные сведения давали серьезные основания полагать, что то - достаточно специфическое “заседание” в лондонской резидентуре российской разведки состоялось за пару дней до отбытия Лугового из Москвы в Лондон, в понедельник, 23-го октября 2006-го года.

Несмотря на тот факт, что между Литвиненко и Пономаревым не было установлено практически никаких личных взаимоотношений, за исключением первичного контакта, тем не менее, в СВР сочли несостоятельным и “позорным” признать это, а амбициозно заявили по ходу основных обсуждений, ведшихся в штаб-квартире ФСБ на Лубянке, что Пономарев был “наиболее перспективным оперативником”, кому удалось установить “хороший личный оперативный контакт” с Литвиненко. Объяснялось тут все таким житейским обстоятельством, что многим в СВР не давала покоя приоритетная роль, которая отводилась не им, а ФСБ в операции по “нейтрализации” Литвиненко, а также те “дивиденды” и “лавры”, сулившие тому ведомству, которое “успешно” провело “зачистку предателя” - Литвиненко.

В общем, в СВР сильно не парились и по этой причине, не раздумывая предложили кандидатуру Пономарева в качестве “ассистента” Луговому.

Дмитрий Ковтун, изначально пытавшийся так жалко “содействовать” Луговому во время неудачной первой попытки покушения, состоявшейся 16-го октября, был временно отстранен от операции ввиду очевидной “профнепригодности” и хронической тупости.

Как бы то ни было, но Пономарев оказался в числе тех оперативных сотрудников СВР, кто присутствовал на том “памятном” совершенно секретном совещании в российском посольстве в Лондоне, состоявшемся 23-го октября, в ходе которого его имя было озвучено в качестве потенциального помощника Лугового в завершении “активной оперативной комбинации” по физическому уничтожению Литвиненко.

Было бы неверно полагать, что Пономарев был в восторге от того “заманчивого” предложения (больше походившего на приказ), от которого тот был не то что не вправе, а просто никак не мог отказаться – в силу его служебного положения хоть и “подкрышного”, но, тем не менее, оперативного офицера СВР. Хотя неверно бы было описывать первую реакцию Пономарева как “энтузиазм” и “воодушевление”, тем не менее, он все-таки был вынужден поначалу согласиться на участие в столь рискованном “мероприятии”, в принципе, подтвердив, что он будет в состоянии оказать всяческую посильную помощь, какая может потребоваться Луговому на месте.

В соответствии с “гениальным” замыслом, видимо, с тяжелейшего бодуна залетевшим в больную голову кому-то из “деятелей” ФСБ в Москве предполагалось, что будучи в Лондоне с очередным вояжем и встречаясь с Литвиненко в присутствии Пономарева, последний должен был отвлечь Литвиненко разговором на несомненно интересовавшие Литвиненко темы, касающиеся “радужных перспектив” по обеспечению коммерческой безопасности нефтеналивных танкеров и прочих морских судов, в то время как Луговой должен был натурально “вкачать” за спиной Литвиненко смертельную дозу в тот напиток (вода, чай либо что-нибудь еще, согласно выбора сделанного Литвиненко) испив который подразумевалось “объект” должен был по-тихому отойти в мир иной в течении одного – двух дней, умерев от неожиданной “вспышки” необъяснимой “аллергической реакции”, случившейся с ним при не выясненных обстоятельствах, с внешними признаками весьма схожими с “типичным инфарктом” или “инсультом”, приведшим к внезапной скоротечной остановке дыхания и последующей полной остановки сердца. А там уж, как говорится, “все концы в воду” - помер человек, а от чего, так это неведомо.

Тем не менее оказалось, что Игорь Пономарев в действительности очень тяжело воспринял и сильно переживал отданный ему приказ принять непосредственное участие в таком неблагодарном деле каковым является тривиальное убийство живого человека.

Судя по имеющийся информации, по окончании “совещания” в посольстве в Лондоне, вернувшись домой, Пономарев провел следующие два дня и ночи тщетно пытаясь всячески договориться с собственной совестью, испытывая при этом огромные угрызения.

Объяснялось тут все таким нормальным человеческим состоянием, что в силу своей должности, а также в силу личностных черт характера, не был Пономарев ни изощренным маньяком – душегубом, ни профессиональным киллером, ни просто тупорылым, алчным и бездушным карьеристом.

Следует понимать, что Пономарева в целом устраивала его вовсе не пыльная и не отягощенная какими-либо секретным аферами или рискованными операциями работа в IMO, а также ему вполне был по душе стабильный и степенный уклад его размеренной жизни в английской столице. Более того, будучи сугубо гражданским, мирным человеком, был и оставался Пономарев, по сути, пацифистом, лицом кто был категорически против вообще всякого физического насилия по отношению к кому бы то ни было. В связи с чем, продолжал он тщетно бороться с собой, отчаянно пытаясь найти какое-либо оправдание собственным угрызениям совести и договориться с самим собой, стремясь объяснить себе самому что та “задача”, которая была поставлена перед ним непосредственным СВР-шным начальством, являлась “всего лишь обыкновенным” приказом, который должен был быть выполнен невзирая ни на какие обстоятельства.

Более того, за время всей своей “подкрышной” работы в IMO в Лондоне Пономарев привык считать себя “чистым дипломатом” который, ко всему прочему, просто на дух не воспринимал никаких грязных методов деятельности, включая сюда и такие грозящие лично ему и его незапятнанной дипломатической карьере серьезные последствия, как участие в заказном убийстве кого бы то ни было, да еще и на территории зарубежного государства. Потому как, видимо прекрасно осознавал Пономарев что, в случае какого-либо непредвиденного срыва или провала операции, он сам не только мог быть капитально “засвечен” (со всеми вытекающими негативными последствиями, такими как стать в одночасье персоной нон-грата, например), но и то, что он мог быть непосредственно обвинен в совершении столь тяжкого преступления коим является преднамеренное убийство. Что, в конечном результате, не только серьезно компрометировало Пономарева, но и превращало его самого в безупречную цель для последующей “зачистки”, так как зная и участвуя в ликвидации Литвиненко, сам Пономарев становился не просто уязвимым, но и, фактически, типичным “расходным материалом” – нежелательным свидетелем, от кого следовало бы поскорее по-тихому избавиться.

В конце концов, не найдя никаких объяснений своим душевным метаниям и, очевидно, пребывая в состоянии на грани серьезного психологического срыва, после проведенных двух практически бессонных ночей, Пономарев совершает глупейший поступок, который впоследствии обернулось стоил ему собственной жизни. Этим поступком стала его личная встреча с двумя неформальными руководителями российской разведки, действовавшими с нелегальных позиций под личиной дипломатических работников посольства России в Лондоне, коими в ту пору являлись старший советник Андрей Прицепов и глава политического отдела Александр Стерник.

Случилось так, что Пономарев не нашел ничего более разумного, чем открыто заявить старшим коллегам о своем категорическом несогласии быть вовлеченным в убийство Литвиненко, и не побоясь добавить при этом, что в случае если что-нибудь “непредвиденное” в ближайшие дни случиться с ним или же с Литвиненко (как-то, например, кого-нибудь из них “случайно” дважды переедет груженая фура, либо кто-нибудь “по собственной неосторожности” вдруг угодит под поезд в лондонском метрополитене), такой незатейливый факт не останется без всеобщего внимания, так как все местные (британские) средства массовой информации будут тут же немедля поставлены в известность, что за всеми подобными “инцидентами” фактически стоят российские спецслужбы, которые в действительности таким нехитрым способом осуществили операцию физической ликвидации неугодных лиц.

Надо понимать, что мягко говоря “неосмотрительное” заявление Пономарева произвело эффект неожиданно разорвавшейся бомбы среди встречавшихся с ним сотрудников СВР. Оба “подкрышника” были в шоке, так как в первый момент, они просто не знали, что им делать, куда – к кому бежать докладывать о сложившейся “нештатной” ситуации, серьезно ставившей под угрозу полного срыва все “активное мероприятие” ставившее своей конечной целью преднамеренное убийство Литвиненко в Лондоне. Тяжесть ситуации усугублялась тем, что будучи полностью уверенными в согласии, данном Пономаревым, на начальном этапе, весь механизм операции был “заряжен” практически “под него” (с его непосредственным участием).

Положение для СВР осложнялось также и тем обстоятельством, что в соответствии с ранее разработанным в стенах Центрального аппарата ФСБ “оперативным планом”, времени для завершения “активного мероприятия” практически не оставалось, так как “операция” должна была быть окончательно “финализирована” до конца октября 2006-го года.

Более того, день и время, которые Пономарев выбрал для того, чтобы объявить о своем финальном отказе практически совпали со сроками, когда Луговой, получив детальные инструкции от своих московских “кураторов” из ФСБ и имея в наличии полный “боекомплект спецснаряжения” со смертельным ядом – полонием (кстати, выполненным в виде этакой полужидкой консистенции, очень схожей по своему внешнему состоянию со своего рода желеообразной массой) уже вылетел из Москвы и находился в воздухе на полпути к Лондону.

Выслушав отказ Пономарева, встречавшиеся с ним “дипломаты - подкрышники” из СВР, не мешкая шифр-телеграммой - молнией доложили о случившемся в Ясенево, в штаб-квартиру СВР. Оттуда такое же срочное сообщение о потенцальном неизбежном провале “операции” без задержки было передано на Лубянку, в ФСБ. Моментальное и единственное решение, которое могло быть принято в подобной ситуации было отложить исполнение секретной “миссии” Лугового до дальнейшего выяснения всех обстоятельств и возможных необратимых последствий. Сообщение (однако, без каких-либо пояснений) посредством имевшейся у ФСБ обезличенной связи было передано Луговому (в виде текстового уведомления посланного на специально предоставленный ему для данных целей спец-аппарат зашифрованной мобильной связи внешне выглядевший как самый обыкновенный мобильник).

Приземлившись в Англии, но все еще не зная, что происходит, однако осознавая, что случилось что-то непредвиденное, Луговой запаниковал. Тем не менее, он продолжал действовать в соответствии с тем оперативным заданием, которое было дано ему в Москве ФСБ.

Вместе с тем, совершенно очевидно, что объявив о своем финальном отказе принимать участие в “операции” по ликвидации Литвиненко, Пономарев тем самым фактически сам подписал себе неофициальный смертный приговор. По той простой причине, что он стал по-настоящему весьма опасен для российских спецслужб, как потенциальный важный свидетель – человек, который мог не только пролить свет на детали планирования и способа осуществления убийства Литвиненко, но и кто мог также изобличить, назвать имена - фамилии конкретных лиц – организаторов и исполнителей, равно как и тех, кто отдавала им приказы из числа самой верхушки ФСБ в Москве.

По ходу проводившихся в Лондоне “публичных слушаний”, посвященных обстоятельствам гибели Литвиненко, британские полицейские не смогли прийти ни к какому конкретному умозаключению, а чем же в действительности была мотивирована необходимость повторного приезда Лугового в Лондон и двух последовавших встреч с Литвиненко, между 25 и 28 октября 2006-го года которые, как известно, имели место быть практически сразу же после первой неудачной попытки покушения на Литвиненко 16-го октября того же 2006-го года. Вместе с тем, факт того, что находясь в Лондоне, между 25 и 28 октября 2006-го года, Луговой имел с собой радиоактивный отравляющий препарат, не оставляет никакого сомнения. Объясняется здесь все таким примитивным обстоятельством, что практически все места, где останавливался и которые посещал Луговой во время своего второго вояжа в обозначенные сроки оказались подверженными тяжелейшему радиоактивному заражению. Во всяком случае, это неоспоримый и доказанный британскими экспертами факт.

Что же произошло 25-го октября 2006-го года, сразу по прилету Лугового в Лондон? Объяснение представляется следующим. Получив краткую инструкцию из московского “центра” ФСБ отложить выполнение задания Луговой занервничал, в большей степени потому, что не владел в полном объеме сведениями о происходивших вокруг него и информацией о возможных серьезных последствиях, могущих произойти по вине отказа Пономарева принимать участие в убийстве Литвиненко. В последней связи, не зная что происходит, Луговой продолжал четко следовать разработанной его московскими ФСБ-шными “кураторами” оперативной легендой, в соответствии с которой необходимость его приезда в Лондон была обусловлена решением некоторых неотложных “бизнес-проектов”.

Вместе с тем, не зная чем в данном случае был вызван столь быстрый фактический отказ ФСБ от проведения “активного оперативного мероприятия” по ликвидации Литвиненко, Луговой счел возможным законтачить и с Литвиненко. Как ни крути, но именно Литвиненко был основной целью появления Лугового в Англии.

В последней связи, весь прежний тщетный лепет Лугового относительно того, что это был, якобы, Литвиненко, а не сам Луговой, кто первый позвонил и назначил встречу, затем состоявшуюся между Луговым и Литвиненко вечером 26-го октября 2006-го года, данные заявления не соответствуют действительности, мягко говоря. Дело в том, что несмотря на определенный информационный голод и отсутствие конкретных сведений относительно настоящих мотивов и целей приезда Лугового в Лондон, между 25 и 28 октября 2006-го года, тем не менее, британским копам не составило особого труда доказать, путем элементарного анализа всех входящих и исходящих телефонных звонков, что это был именно Луговой, кто первый инициировал контакт с Литвиненко, и кто впоследствии названивал и настойчиво предлагал Литвиненко увидеться лично.

Вместе с тем, встретившись с Литвиненко вечером в баре гостиницы, где остановился Луговой, памятуя о данном ему строгом “наказе” повременить с “операцией”, Луговой не предпринял никакой попытки отравления. Объяснялось тут все тем обстоятельством, что Луговой был просто физически не в состоянии провернуть в одиночку столь замороченное убийство – ввиду того, что ему по-любому требовался “ассистент”, который мог отвлечь внимание Литвиненко и, тем самым, предоставить Луговому возможность беспрепятственно растворить смертельный препарат в каком-нибудь напитке, выбранном Литвиненко.

Тут позволю себе немного отвлечься от основного повествования и обратить внимание на всплывавшие прежде сомнения относительно того, а действовали ли Луговой и Ковтун только вдвоем, когда пытались поначалу отравить и затем, когда убивали Литвиненко?

В соответствии с полученными ранее сведениями, у меня не было ни капли сомнения, что помимо их двоих в данном “активном контр-разведовательном мероприятии” принимал участие еще и некий третий, все время, вероятно из-за неимоверной “скромности”, предпочитавший оставаться в тени, “персонаж”. Который в действительности был кадровым оперативным офицером ФСБ и который являлся этаким связующим звеном между Луговым и Ковтуном, с одной стороны, и между московским ФСБ-шным “центром”, с другой.

Имя этого “пассажира”, впрочем, как и его ближайшего “помощника”, кстати, также инкогнито приезжавшего в Англию известны, однако роль и степень участия этих обоих “деятелей” являются сюжетом не для настоящей истории.

В общем, пообщавшись и расставшись с Литвиненко вечером в баре гостиницы, в которой он остановился, Луговой затем в “пешем режиме” встретился со своим “координатором”, с “третьим” действующим лицом в этом трагикомическом детективе. Последний, не объяснив Луговому практически ничего (в силу того обстоятельства, что в московском ФСБ тогда просто также не сочли это оперативно необходимым сообщить какие-либо детали или причины экстренной остановки “операции”), передал срочный и не подлежавший никакому обсуждению или сомнению приказ, который гласил:

«Незамедлительно избавиться, уничтожить весь “спец-материал” (отравляющий препарат), а также “устройство”, в котором он был закамуфлирован для транспортировки и доставлен в Великобританию».

По окончании “моменталки” (кратковременной встречи), вернувшись к себе в гостиничный номер, Луговой только лишь уяснил для себя, что что-то пошло “не так”, не в соответствии с разработанным для него в Москве планом. Как он впоследствии сам признался, будучи подробно опрошенным его “кураторами-операми” из ФСБ, его прямо-таки натурально колотило от нервного напряжения. Будучи не в курсе что творится вокруг, Луговой принялся лихорадочно избавляться в номере от уликовых материалов. Вместе с тем, стало понятно, что ФСБ-шники вовсе не посчитали необходимым “просветить” ни самого Лугового, ни его горе-“помощника” – Ковтуна, с каким “расчудесным препаратом” те в действительности имели дело. В смысле, что являясь радиоактивным веществом, то ядовитое зелье оставляло надолго повсеместно невидимые человеческому глазу следы, которые “фонили” на всех вещах, предметах, которые касались, трогали сами отравители.

Сейчас позволю себе вернуться обратно к личности Игоря Пономарева. Узнав о его отказе в оказании помощи Луговому в убийстве Литвиненко, непосредственные боссы Пономарева в СВР (как в российском посольстве в Лондоне, так и в штаб-квартире СВР в Ясенево), равно как и “смежники” из ФСБ однозначно посчитали Пономарева не только “вражиной”, но и тут же зачислили его в стан “предателей”, лиц чья деятельность представляла серьезную угрозу “государственным интересам” и “наносящий непоправимый урон государственной безопасности”.

Какие оттуда следовали выводы? Вопрос о срочном “списании” Пономарева в “отстойник” - либо сдувать пыль в дебрях СВР-шных архивов, или схарчить его на “пенсию”, либо по служебному несоответствию не представлялись решением проблемы. По той простой причине, что ничего противозаконного Пономарев в сущности не совершил, и вообще слыл прекрасным службистом, инициативным сотрудником, прекрасно освоившемся на своей “подкрышной” должности и, в целом, дававшим неплохие результаты. Так что идея относительно “перспектив” отозвать – освободить - снять Пономарева с его зарубежной должности и задвинуть его куда подальше, заставить глотать “оздоровительный” архивный воздух была практически равна нулю. Не за что его было формально наказывать. Более того, даже в случае если подобная идиотская инициатива была бы претворена в жизнь, это нисколько не гарантировало что Пономарев заткнется, будет хранить молчание относительно тех, мягко говоря, “мутных” обстоятельств, при которых планировалось Литвиненко должен был “по-тихому” и “внезапно” помереть от “мистического заболевания”.

Дополнительным “геморроем” для СВР и ФСБ являлось то обстоятельство, что в момент объявления о своем отказе принимать участие в убийстве Литвиненко, Пономарев обозначил что он не собирается молчать и придаст общественной огласке факт и сопутствующие “пикантные” подробности, изобличавшие от чего конкретно скончался Литвиненко, равно и назовет тех лиц из числа руководящих сотрудников в ФСБ и СВР кто, в действительности, стоял за его ликвидацией, случится грандиозный скандал. В ФСБ и СВР прекрасно осознавали, что нужно было что-то срочно предпринимать для того, чтобы не только “локализовать” серьезно скомпрометированную ситуацию с возможной полной засветкой, но и предотвратить вообще какую бы то ни было, даже самую малейшую утечку “нежелательной” информации, могущей привести к огромному осложнению политических взаимоотношений с долгоиграющими негативными последствиями для России на международной арене.

Чего-чего, а такого расклада» ФСБ и СВР никак не могли допустить. Более того, важным сопутствующим моментом в данной ситуации являлась опасность полного провала операции “ликвидации”, в связи с чем требовалось срочно оценить и проанализировать все возможности безболезненного отхода, а также шансы по скорейшему завершению самой операции ликвидации Литвиненко – дела, из-за чего вся эта бодяга изначально и началась.

В последней связи, вся та последующая “активность”, которой занимался Луговой в остаток своего времени пребывания в Лондоне в период второго приезда, между 25 и 28 октября 2006-го года, сводилась к тому, чтобы максимально прозондировать, встречаясь в различными лицами, кого в ФСБ и СВР “обоснованно” подозревали либо в тесных связях, либо в непосредственной причастности к британским спецслужбам, с целью возможного выявления и установления факта утечки какой-либо компрометирующей информации о готовившемся убийстве Литвиненко. Такими персонажами, помимо самого Литвиненко, с которым Луговой встречался дважды, соответственно 26-го и 27-го октября, оказались также Борис Березовский и консультант британской компании коммерческой безопасности “Erinys” Tim Reilly. Увидевшись с которыми под соответствующими предлогами, Луговой пытался установить стало ли что-либо известно британским спецслужбам относительно планов физического устранения Литвиненко.

В данном случае, обусловлено все было серьезными опасениями возникшими внутри ФСБ и СВР в связи с “предательством” Пономарева и возможной утечки информации о готовившемся преднамеренном убийстве.

По возвращении Лугового из Лондона в Москву 28-го октября 2006-го года, последовавшего там доклада Лугового своим “кураторам” из ФСБ и совместных совещаний, посвященных оценки и анализу возможного провала “операции”, было сделано заключение о том, что имелись все “предпосылки и основания полагать”, что “активное оперативное мероприятие”, в целом, не было скомпрометировано, за исключением такой “наболевшей проблемы” каковой, по прикидкам деятелей из ФСБ, представлял Игорь Пономарев, вернее, его жизнь. В соответствии со сделанными в ФСБ “оргвыводами”, являясь кадровым “подкрышным” офицером СВР, Пономарев стал представлял собой “серьезную ответственность”, своего рода “бесполезный груз”, от которого нужно было по-быстрому избавиться, причем, исключительно самому СВР и без привлечения оперативных средств и персонала из числа ФСБ-шных “чистильщиков”. То, что затем случилось в Пономаревым в результате его, мягко говоря, “недальновидных” и неосмотрительных заявлений, поставивших под угрозу срыва “активное оперативное мероприятие” по ликвидации Литвиненко, явилось всего лишь “ответкой” – своего рода вынужденной “зеркальной” мерой физического устранения “нежелательного элемента”, деятельность которого, в соответствии со сделанными в ФСБ умозаключениями, “представляла собой серьезную угрозу интересам национальной безопасности”.

В итоге, Игоря Пономарева постигла та же печальная судьба что и Литвиненко – оба были убиты, и оба были убиты с использованием смертоносного отравляющего вещества (хотя, в случае с Пономаревым, был использован несколько иной “спец-препарат”, специально “улучшенный” и “адаптированный” для его применения и достижения “желаемого конечного результата” в конкретной “полевой операции”, по своим качествам и боевым характеристикам достаточно сильно отличавшийся от полония, которым был отравлен Литвиненко).

Рекомендуем на данную тему:

Своих они тоже убивают (Часть первая)